Выдающиеся педагоги-музыканты о совершенствовании личности педагога и его деятельности

Традиция русской фортепианной педагогики

Фортепианная школа исторически не была таковой в  узком смысле, потому что это была одновременно и школа композиторская.Пианисты были, прежде всего, творцами, носителями  импровизационной стихии.  Именно в силу этого пианизм, выросший из концертов и концертных импровизаций Л. Бетховена, стал тем, чем стал и за рубежом, и в России. Отсюда высочайший уровень школы, обусловленный полетом и прорывом к вершинам творческого гения. Это явление, прежде всего, поэтическое, философское в самом высоком смысле. Сила и виртуозность игры были высказыванием, силой  вдохновения, в которой рождалось все лучшее и в композиторском творчестве, и в исполнительстве. Эта гениальная стихия пианизма была продолжена  Ф. Шопеном и Ф. Листом, одновременно с ними А.Г. и Н. Г. Рубинштейном в России. Это было мыслящее художество, определенное мироощущение, имеющее звуковое выражение. При общей зримой тенденции в культуре пианизма, которой была свойственна простота и естественность, здесь наиболее ярко проявилось абсолютное  своеобразие личностей. Фортепианное исполнительство входило и осознавалось как часть светской высокой культуры.

Начало XX века продолжает историческую традицию, соединяя ее с современной фортепианной школой. Эта традиция дала имена С.В. Рахманинова, В.И. Сафонова, братьев А. Г. и Н.Г. Рубинштейн, А.И. Зилоти, Н.К. Метнера, А.Н.Есиповой, Ф.О.Лешетицкого, Л. Николаева. Традиция, вышедшая из частного обучения, многим обязана появлению в Петербурге и в Москве консерваторий.  Продолжателями ее  стали Ф.М. Блуменфельд, В.В. Софроницкий, М.В. Юдина, Г.Г. Нейгауз, А.Б. Гольденвейзер. Новое поколение,  искусство которого остается в памяти многих: Я. Зак, Э. Гилельс, С. Рихтер, Я. Флиэр, Т. Николаева.

Всегда благородной задачей школы фортепианной игры была задача не просто научить владению инструментом, но развить талантливость, сделать ученика умным, мыслящим, передать эстафету «самопознания и умения, которые называются зрелостью, порогом, за которым начинается мастерство» [2,222].

К личности педагога всегда относились с пиететом выдающиеся музыканты и руководители учебных заведений А. Глазунов, К.Игумнов, А. Гольденвейзер.

В музыкальной педагогике, и в частности фортепианной, инструмент всегда должен рассматриваться как средство[1, 213]. Но каждый должен пройти именно этот путь как дар и возможность познания себя, мира, высокого и героического, предпочитая всему суетному, мелкому, уводящее в ненастоящее и нестоящее.

Музыкальная педагогика требует естественного развития и роста. Часто стремятся (и это бывает оправданно), чтобы работа принесла плоды, тогда педагогическая работа становится самоцелью. Педагогике нужно время, чтобы дать всему созревать, она не терпит суеты, писал Л. Баренбойм. Нужно мужество не принимать укоры, чтобы работать без спешки. Такая работа, качественно меняющая ученика, воспитывающая любовь к творчеству, труду,  к думающей игре бывает незаметна.

В нынешнее время «спешащей педагогике» соревнований, отчетов, конкурсов надо противопоставить мужество и вернуться к утраченным традициям русской педагогики отдачи себя [1,187.190]. Она ставила задачей воспитание людей жертвенности, людей отдачи, которая требуется для педагогики на любом уровне [1,316]. Обучать надо так, чтобы ученики любили фортепиано, фортепианный звук. Именно пианисту «открываются миры и сферы, о которых человечество и не мечтает¹»,- писал А.Г. Рубинштейн матери. – «Фортепиано для меня... представляет собой в музыкальном отношении нечто цельное, всякий же другой инструмент, не исключаячеловеческого голоса, в музыкальном отношении все же только половина»[1,170]. Значительная доля педагогического общения, в котором происходит обучение (и воспитание) зависит отличности педагога, его отзывчивости на правду, красоту, проникновение в глубину вещей. Главная тайна воспитания - воспитывать не воспитывая [4, 385]. «Многое из того, что я сейчас делаю и говорю, унаследовано мною от моего учителя,- писал Л.В. Николаев о В. Софроницком... Многому научил он меня не только уроками в классе, но и живым примером» [цит. по: 10].Педагог должен всегда держать высокийориентир, проходит ли он прелюдию Баха или Бетховена, т. е. воспитывать, нося это в себе, пишет Л. Баренбойм. Плутарх говорил, что ученик – не сосуд, который нужно наполнить знаниями, а светильник, который нужно возжечь [1,163]. Надо дать понять и прочувствовать ученику, что: 1) понимание и постижение музыки и постижение ее беспредельно; 2) привить культуру труда [1,134]. Сама жизнь педагога  предполагается как творчество и ответственность за собственный пример [4,195].

Начало такой традиции уходит в века, продолжение ее – в жизни и творчестве великих музыкантов, всегда знавших, чему и как они хотят учить юных.

 ________________

¹ Уже И.С. Бах прекрасно знал особенности клавира и рассматривал клавир как универсальный инструмент. Он ввел в клавирную музыку элементы органного, скрипичного, вокального искусства. // См.: Садыхова Г. А. Уроки фортепиано.- Владимир, 2014. С. 48.

Ф. Лист (1811 -1886) – А. Зилоти (1863- 1945): учитель и ученик

Имя Франца Листа известно всем. Имя Александра Ильича Зилоти поминается вскользь. Не создано не одной работы, позволяющей судить о масштабе его личности. Живя за границей, он пропагандировал русскую музыку, здесь, в России организовал свои знаменитые концерты, где играли: Э. Изаи, П. Казальс, Ж. Энеску, Ж. Тибо, С. В. Рахманинов, В. Комиссаржевская; пели: Ф. Шаляпин, Л. Собинов. Общественное значение его концертов огромно[6,25].

Жизнь Александра Ильича Зилоти – служение музыкальному искусству. Он был не только прекрасным пианистом, но и дирижером. Получил признание, став руководителем Филармонического общества в Москве. При жизни П.И. Чайковского являлся редактором его произведений, за корректуру «Пиковой дамы» Петр Ильич выразил ему особую благодарность (письмо от 5 авг.1890г.). Он редактировал все концерты Чайковского, организовал его концерт в Гевандхаузе в 1907 году, который положил начало «Концертам Зилоти». В 1915 году он организует бесплатные концерты, популяризирует музыку И. Баха, С. Рахманинова, не делая никаких скидок на непонимание [6,38]. До глубокой старости Зилоти выступает как пианист: играет Баха, Бетховена, Шопена, Листа, Чайковского, Рахманинова, Метнера, Скрябина, композиторов – импрессионистов. Одновременно преподает в Джульярдской школе. Зилоти организовывает фонд – общество помощи нуждающимся музыкантам и их семьям. Общающиеся с ним принимали нормы его поведения, всю жизнь жившего для других. Конечно, А.И.Зилоти – явление  выдающееся [6,439].

О своем учителе, С.Н. Звереве, Зилоти говорил  как о человеке, заложившем в нем самое лучшее. Николай Рубинштейн был замечательной личностью, писалА. Зилоти, тонкий, широкий, неподражаемый педагог[6,407]. Отсюда система Зилоти– педагога: будоражение мысли ученика, «учитель – режиссер». Тем, кто хотел и мог его понять и услышать, он давал много, шел навстречу. Недостатки покрывались его большой душой. Он давал человеку вырасти во весь свой талант, отводил беду [6,416,410]. Его любили Лист, Н. Рубинштейн, Чайковский, Григ, Рахманинов, Скрябин, Танеев, Моттль, Казальс, Роже - Дюкае, Равель, Шаляпин, Собинов, Гнесин... Через него С. Рахманинов делается «как бы внуком Листа и Рубинштейна. Рахманинов, который был его двоюродным братом, всегда советовался с Зилоти и говорил как о «золотой душе», его необычайной скромности, органическом отвращении к показному, благородстве и застенчивости. Потому  личность его стоит особняком и не всем видна. Живя вдали от России, он все время думал о ней, тосковал до конца жизни. В 1941 г. через С.В. Рахманинова А. Зилоти передал чек для русского народа, свою лепту в дело победы.

Когда Александр Зилоти был учеником Н.Г. Рубинштейна, тот решил, что он после окончания Московской консерватории поедет к Листу, которого Рубинштейн лично знал [6,43]. Скоро Николая Григорьевича не стало². Дирекция Московского отделения РМО в память Рубинштейна и по рекомендации С. Зверева решила послать А. Зилоти за свой счет учиться заграницу. Когда он подходил к дому, где жил Лист, он уже принял решение уехать из Веймара (не зная немецкий, а только французский), который был чужим, и он был один в чужой стране, пугала мысль остаться здесь... Но когда закончился назначенный Листом урок, всякое чувство одиночества и незнания языка улетучилось. «Я смотрел на Листа и чувствовал, что во мне что-то такое меняется, точно что-то начинает расплываться, что-то теплое, хорошее начинает меня согревать... Я вышел из дома Листа с убеждением, что буду у него учиться». Нельзя описать и объяснить, что это была за личность, пишет Зилоти. Рядом с ним все казалось дряблым, малюсеньким. «Он был каким-то солнцем, когда стоял среди нас; чувство было такое, что раз он с нами, нам весь мир ничто, и каждый раз от него мы уходили счастливые, радостные...» К Листу мог приходить учиться всякий, кто пожелал этого, даром. Он помнил, что Керубини не принял его в Парижскую консерваторию, потому что он был иностранец. Он дал себе клятву, что когда станет большим музыкантом, «будет всех без различия даром учить». Он показывал все на своем лице, таких уроков, какие в обычае происходят, он не давал. Ту фразировку, которую можно было прочесть на лице Листа, никто не смог бы показать другим способом. От плохой игры Лист приходил в гнев, но это длилось совсем недолго.

Листа всегда сравнивали с Шопеном. Однажды,  устроили исполнение Этюда f-mollор. 25 в другой комнате, чтобы друзья решили, кто играл первым. Единогласно было сказано, чтопервым играл Шопен, вторым – Лист³[6,48-50].  Лист называл Зилоти учеником Рубинштейна и говорил, что он (Лист) его только «доделывает»[6,53].

Мать Зилоти после долгого молчания сына написала Листу сообщить о нем что-нибудь. Тогда Лист сказал ему: «...Вы молоды и помните одно: вот мне семьдесят три года, я прожил долгую жизнь, могу сказать, довольно счастливо, и все это благодаря тому, что я был хороший сын своей матери». Голос Листа был одним из тех впечатлений, которые остаются с человеком до конца. «Я действительно поверил, - пишет Зилоти, - что если он счастлив, то только благодаря тому, что был хорош к своей матери»[6,54].

 ________________

² На панихиде в Московской консерваториисвщ. Д. Разумовский начал говорить о нем и о том, что все мы пришли помолиться за Николая Григорьевича, и на этом имени он разрыдался, а за ним вся зала. См.: Зилоти А. И. Воспоминания и письма. Л., 1963...

³ Удивительно высказывание Листа о Шопене как единственном «ф о р т е п и а н н о м    поэте». Что каждая нота Шопена –это «жемчужина, упавшая с неба». См.: А.И. Зилоти. Воспоминания и письма.- Л., 1963. С. 50

Листу было 45 лет, когда он перестал концертировать. Игру Листа я сам пианист не могу описать, говорит Зилоти, потому что не было фортепианного звука. Такая игра, о которой «никто, не слыхав, никогда не может иметь понятия». Однажды он, послушав «Лунную» в исполнении Антона Рубинштейна, прямо, как пишет, «ошалел». Лист же никому из учеников не позволял приносить «Лунную». Но увидев ноты сонаты, которую принесла одна ученица, Лист сел за рояль (за неровный рояль в небольшом помещении), «когда он сыграл одни только вступительные триоли, я почувствовал, что меня в этой комнате нет, - вспоминал Александр Зилоти,- а когда через 4 такта началось sol диез,то я совсем ничего больше не понимал... это был какой-то неведомый мне звук, который я теперь, через 27 лет, еще ясно слышу. После такого исполнения я забыл, что слышал 2 часа назад А. Рубинштейна. После листовской игры Рубинштейн не существовал как пианист!» Зная мнение Зилоти о Рубинштейне, можно получить хоть маленькое представление о Листе как о пианисте [6,57]. Феномен Листа не в одной блестящей виртуозности, «не в ловком преодолении трудностей, а тем замечателен, что игра «казалась счастливым вдохновением минуты», его собственным сочинением. [13,199].

Человеческие качества и великую скромность Листа можно видеть из записей Зилоти. Давая концерт из сочинений Листа, Зилоти хотел назвать его List –feier или List – Abend, но Лист сам написал заголовок: «Сочинения Ф. Листа» [6,58]. Известно, что из - за женитьбы на дочери Листа Козиме, он был в ссоре с Вагнером. Но однажды, когда Вагнер приехал в Веймар и попросил Листа зайти к ним в гостиницу, Лист решил пойти. Вагнер встретил меня речью, говорил Лист, «и я растаял, все нехорошее забыл и...мы с ним кончили обедать около шести часов утра». Лист относился к русской музыке с обожанием. Он всегда сразу смотрел ноты, присылаемые из России. Он всегда говорил, что Германия и Франция все сказали, и что русские обязаны беречь и выдвигать свое, русское, и что  все творческое и великое может явиться только из России [6,65].  Лист собирался посетить Россию второй раз, но это не было осуществлено. Вскоре он умер [6,70-71].

Ученики его разбрелись по свету, но личность Листа держит всех и все в памяти, вспоминал Зилоти. И когда случалось видеться и говорить с кем-нибудь из них, то незримо между нами стояла личность и присутствие Листа: «...а что бы сказал наш «Старик», как бы он посоветовал поступить. Мы только теперь поняли, кого мы имели путеводной звездой, кого мы знали и кого мы имели», что в жизни было счастье «видеть, знать и слышать такого великого человека...»[6,72]. «Отцом любви» называли Листа его ученики, всеобъемлющей душой [6,408].

Почему мы остановили внимание на отношениях А. Зилоти и Ф. Листа, ведь есть другие замечательные, выдающиеся педагоги, воспитавшие преданных, известных  учеников?.. Пример общения двух музыкантов уникален в своем роде. Он образ того, какими могут и должны быть отношения  между учителем и учеником.  В этом общении осуществился весь смысл педагогики: глубинное взаимопонимание двух личностей. Взаимопонимание, которое лежит глубже обычного существующего смысла. В этом общении осуществился весь смысл педагогики: глубинное взаимопонимание двух личностей, которое лежит глубже обычного существующего смысла.«Similissimiligaudet» (подобный подобному рад), неподобные не могут радоваться друг другу[8,146]. Это – отношения любви, когда одна личность отождествляется с другой во взаимопроникновении друг в друга, взаимодействие душ. Когда не только учитель оказывается путеводной звездой, но и личность ученика производит в педагоге сущностное действие.Такое, что находясь на пороге в иную жизнь, учитель понимает, что сделал для него ученик. Об этом свидетельствуют слова Листа, сказанные незадолго до смерти: «...я все понял и никогда вам этого не забуду» [6,70-71].И сказано это не в житейском, бытовом смысле, хотя, думается,  это тоже имело место. Но тонкая натура Листа уловила содержание великой души своего ученика и не могла не благодарить за это. Личность ученика может быть для педагога открытием и  откровением. Любовь всегда помнит любовь.

Величие великих в том, что при всех своих слабостях, они видят и понимают главные сокровищажизни и искусства,  знают их ценность и приносят благодарение.

Выводы:

Мы рассматриваем педагогику в свете русской традиции, которая всегда определялась как служение. Именно таким является опыт отечественной педагогики и лучших образцов зарубежной. Такая педагогика остается жить. Вся мудрость музыкального творчества выдающихся личностей всегда свидетельствует об отсутствии губительного самомнения, являет нам четкость понимания своих задач и ответственности перед высшим законом, перед людьми, перед учениками, вообще перед молодым поколением. Отдача себя и жертвенность другим для них нормальна. Они имеют смиренное суждение о значении своей личности и ее вкладе в педагогику и в искусство. Так П.И. Чайковский писал в своем письме А.И. Зилоти: «Саша, в предыдущем письме я просил не титуловать меня  в е л и к и м, Голубчик, не делай этого и впредь, это меня конфузит. Я без всякого ломания и напускной скромности считаю себя сего титула недостойным» (Письмо от 15 июня 1890 года)[6,111].

Великие не надмились своим знанием, своей высотой и гениальностью. Вероятно, они понимали, что их высота, их дела не есть «высота» для их душ. Наиболее плодовитые музыканты были, прежде всего, большими людьми. И личностями, знающими и любящими Истину. Великость их сказывалась и обнаруживала себя в малейших проявлениях и в отношениях к самым простым, обыденным вещам [11, 52].

В них было не только ясное различение добра в себе и в мире, но и непрестанное служение ему.Настоящие бескорыстные художники-музыканты  не могут не выразить правды, солгать, [12,113], свободны от главного соблазна  - любви к славе, потому и велики [12,115]. Потому что скромность – черта свободы,  «только она  и есть доблесть духа»[12,205].Эта сила господства над миром и творчеством среди краткости жизни от духа, «носящего в себе печать высшего мира».

  Библиография

1. Баренбойм Л. За полвека / Очерки. Статьи. Материалы. - Л.: Советский композитор, 1989. -368с.
2. Бердяев Н. Самопознание. 2007. –75с. Интернет- сайт:modernlib. ru. 12. 03.14.
3. Выготский Л.С. Педагогическая психология / Л. Выготский; под ред. В. В. Давыдова. – М.: Астрель: Люкс, 2005.
4. Гольденвейзер А. Б. Статьи, материалы, воспоминания. – М.: Советский композитор, 1969.
5. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII—XX веках. — М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003. — 1056 с.
6. Зилоти А.И. Воспоминания и письма. Л.: Государственное музыкальное издательство, 1963.- 466 с.
7. Медушевский В.В. Концепция. Духовно-нравственное воспитание средствами искусства (для общеобразовательных учебных заведений). — М.: Московская гос. консерватория, 2001
8. Нейгауз Г. Г. Об искусстве фортепианной игры: заметки педагога.- М., 1988.
9. Нейгауз Г.Г. Размышления, воспоминания, дневники. Избранные статьи. Письма к родителям. М.: Советский композитор, 1983. – 498с.
10. Николаев Л.В. Сафонов как педагог. Рукопись1941 год. ГЦММК, ф.129, ед. хр. 148, лл. 2122.
11. .Теплов Б.М. Избранные труды: в 2- х т. Т.1. –М.: Педагогика, 1985. -328с., ил.
12. Шаховской Иоанн. Апокалипсис мелкого греха.- М.: Лепта книга, 2008. – 304с.
13. Шлютер И. Обозрение всеобщей истории музыки. СПб,1866. -223с.